Владимир Набоков

За четыре года до выхода «Ады» венецианского Золотого льва получил фильм Висконти с этим космическим названием. Место действия фильма – Летучая Терра (Volaterrae). Её символом является один из самых удивительных артефактов в истории человечества - Ардис, или Тень Вечера (250 A.D.)
Фильм показывает историю инцеста меж полусиротами Иваном(Gianni) и Сандрой - в огромном аристократическом поместье. Мать их, постоялица сумасшедших домов, имеет артистические амбиции. Служанка - не Бланш, но Фоска (тёмная). Сандра владеет Андреем, американским мужем–простачком. Иван, помимо того, что пишет историю их c сестрой любви, разрабатывает теорию негативного влияния электричества на психику. Скорее всего, именно этот мотив является причиной загадочного запрета elettricita на Антитерре.

* На самом деле,  почти оффтопик, но, надеюсь, всё же не совсем неинтересно. :)

В общем, поиски всё того же клятого the Cubus'a завели меня в «Двенадцатую ночь» к Вильяму нашему Ш. То есть к ненашему, конечно (II акт, сцена 3):
( Collapse )

alik_manov спрaшивaeт: пoчeму мaлo нaписaнo o Лeскoвe?

Пo-мoeму, тeмa зaкрытa:

-- Что вы скажете, например, о Лескове?"
"Да что-ж... У него в слоге попадаются забавные англицизмы, вроде "это
была дурная вещь" вместо "плохо дело". Но всякие там нарочитые "аболоны"...
-- нет, увольте, мне не смешно. А многословие... матушки! "Соборян" без
урона можно было бы сократить до двух газетных подвалов. И я не знаю, что
хуже, -- его добродетельные британцы или добродетельные попы".
"Ну, а все-таки. Галилейский призрак, прохладный и тихий, в длинной
одежде цвета зреющей сливы? Или пасть пса с синеватым, точно напомаженным,
зевом? Или молния, ночью освещающая подробно комнату, -- вплоть до магнезии,
осевшей на серебряной ложке?"
"Отмечаю, что у него латинское чувство синевы: lividus...

Когда же завыло впереди, за горбом боковой улицы, и выросло, одолев подъем, распирая ночь, уже озаряя спуск двумя овалами желтоватого света, готовое низринуться - тогда, как бы танцуя, как бы вынесенный трепетом танца на середину сцены - под это растущее, руплегрохотный ухмышь, краковяк, громовое железо, мгновенный кинематограф терзаний - так его, забирай под себя, рвякай хрупь - плашмя пришлепнутый лицом я еду - ты, коловратное, не растаскивай по кускам, ты, кромсающее, с меня довольно - гимнастика молнии, пектрограмма громовых мгновений - и пленка жизни лопнула.

Париж
Октябрь-ноябрь 1939 г.

Виктор Ерофеев. "Набоков: затмение частичное"